Свое будущее вижу только в России

Статья в газете «Нижегородский потенциал», № 2 (16) 2015 г.

Краткая биографическая справка

Владимир Владимирович Румянцев родился 9 августа 1988 года в городе Рогун Таджикской ССР. В 2005 г. поступил в ННГУ им. Лобачевского на факультет ВШОПФ (Высшая школа общей и прикладной физики). С 2008 г. совмещал учебу в магистратуре ВШОПФ и на межфакультетской базовой кафедре «Физика наноструктур и наноэлектроника» ННГУ с научно-исследовательской работой в Институте физики микроструктур РАН в направлении изучения кинетики релаксации примесной фотопроводимости в объемных Ge, Si и германиево-кремниевых структурах. В 2011 -- 2014 гг. обучался в аспирантуре Института физики микроструктур РАН (ИФМ РАН). В 2014 г. защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата физико-математических наук по теме «Фотопроводимость и фотолюминесценция эпитаксиальных пленок и структур с квантовыми ямами на основе HgCdTe в среднем и дальнем инфракрасном диапазоне»

Ведет занятия по лабораторным работам на ВШОПФ. Среди научных интересов оптические свойства узкозонных полупроводников и полупроводниковых наногетероструктур на их основе в дальнем ИК и терагерцовом диапазоне, длинноволновая фотопроводимость и фотолюминесценция, мелкие примеси.

С 2011 года работает в ИФМ РАН. Имеет 14 работ в реферируемых научных журналах.

Женат.

— Расскажите о себе: где Вы жили, где учились, кто родители?

— Мои родители по образованию инженеры-гидротехники. По окончании Горьковского инженерно-строительного института их направили в Таджикистан на строительство Рогунской ГЭС. Там, в городе Рогун Таджикской АССР я и родился. О жизни в Рогуне я ничего не помню: мы вернулись в Горький, когда мне было 4 года. Жили на Автозаводе, я окончил обычную школу № 111 по месту жительства и потом поступил в ВШОПФ.

— А почему именно в ВШОПФ?

— Не знаю почему, но с детства знал, что буду ученым, хотя, на первый взгляд, это может показаться нескромным.

— Дети часто идентифицируют себя с какой-то профессией, и бывает, совпадает. Поэтому интересно узнать, как вы шли к своей мечте детства — карьере ученого?

— Первой книжкой, которую я выбрал для себя, был астрономический атлас. Большой, красивый, он, по счастливой случайности, оказался в нашей семье. Как я позже понял, книги уровня энциклопедий Аванта были тогда очень дорогие и в страшном дефиците. Сначала я часами рассматривал картинки, а когда выучился в 5 лет читать, то прочел все, что там было написано. И мечтал быть астрономом. Потом поступил в школу, где обучение, как известно, не с астрономии начинается, и в пятом классе увлекся биологией (мне очень нравилась учительница). А потом влюбился в химию, которую вела не менее замечательная препода¬вательница, и я даже подумывал поступать на химфак. Но случилось так, что эта учительница по болезни не довела у нас этот предмет и лю¬бовь к предмету, видимо, затихла. А перед 10 классом мы с мамой пое¬хали в университет с ознакомитель¬ной экскурсией. Рядом с физическим и радиофизическим факультетом увидели непонятную аббревиатуру «ВШОПФ». В приемной комиссии нам объяснили, что это факультет, который занимается подготовкой научных сотрудников для базовых институтов Академии наук и объяснили специфику обучения. Ключевым было «подготовка научных сотрудников», и я поставил себе цель туда попасть. В школе физика меня особенно не привлекала, потому что учи¬теля очень часто менялись, но цель была поставлена, и за два года я сильно вырос по этому предмету. Посещал разные подготовитель¬ные курсы; платные в университете и бесплатные в ИПФ РАН. Прохо¬дил множество разных промежуточных отборов в процессе обучения, один раз даже был в Летней физико-математической школе, которую проводит ИПФ РАН в Талалушкинском лагере. В общем, основатель¬но готовился. По конкурсу я шел вслед за олимпиадниками, они име¬ют очень большие преимущества при поступлении в ВШОПФ, и тут, конечно, ребятам из физматшкол равных нет.

— А Вы не участвовали в олимпиадах?

— Участвовал, но дальше областных не заходил. Тем не менее, многократное участие в олимпиадах и наличие золотой медали позволили мне вплотную приблизиться к олимпиадникам в рейтинге поступавших. Надо сказать, что, несмотря на мой статус медалиста, мне поначалу пришлось догонять ребят из физматшкол и, в первую очередь, психологически. Я решил не сравнивать себя с другими, а идти своим путем, использовать свои сильные стороны и развивать слабые. Для большинства этих ребят физика была образом жизни, и образовательный центр ИПФ РАН был привычен, ведь значительный процент поступивших были выпускниками Ф-класса 40-го лицея. В отличие от них мне приходилось тратить много времени на тривиальные вещи, но со временем разницу удалось нивелировать.

— Молодым людям чаще присуще самонадеянность, а здесь такие зрелые мысли, это свойство характера?

— В определенной мере и мне была присуща самонадеянность, но, сколько себя помню, я никогда не допускал мысли, что не найдется кого-то лучше меня. И это всегда было в голове, даже если в какой-то момент я был чемпионом. Это стимулировало. Мне больше импонировали люди, за которыми я мог тянуться, и неважно — сверстники это или учителя. Когда хочешь расти, быть вторым оптимально. Мне нравится работать в команде. Вести за собой — большая ответственность и отдельное непростое умение, думаю, мне еще предстоит ему научиться. К счастью, в нашем коллективе есть образцы для подражания.

— Ваша самокритичность заслуживает большого уважения, а как вы относитесь к юмору?

— Относиться к себе и к своим неудачам с юмором, конечно же, важно. Занятия наукой не только интересное дело, но и, безусловно, трудное. На начальных этапах, в студенчестве особенно, совершаешь много ошибок, пока нарабатываешь опыт. В такие моменты самокритичность может не стимулировать, а наоборот, снижать работоспособность и даже поставить крест на дальнейшей карьере. Умение с улыбкой относиться к своим промахам позволяет пережить этот сложный период.

— Выделяете ли Вы кого-то из учителей, оказавших на Вас наибольшее влияние?

— Это очень трудно сделать. Потому что их было много, и от каждого получал знания, впечатления. Я благодарен всему педагогическому коллективу ВШОПФ. Мне была приятна предельная строгость и образование, поставленное во главу угла. Там даже существует поговорка: «На ВШОПФе не тяжело учиться, тяжело не учиться».

— А при выборе места работы, чем Вы руководствовались?

— Мне было интересно все, поэтому выбрать одно направление было трудно. Нравилась биология, потом химия, языки (меня даже хотели отправить в иняз, тем более что моя мама в 90-е годы переквалифицировалась в учителя английского языка). Выбирал я, наверное, скорее людей, с которыми предстояло работать. Я выбрал физику полупроводников в отделе Владимира Изяславовича Гавриленко. Моим непосредственным руководителем стал Сергей Вячеславович Морозов. Я был готов заниматься и теорией, и экспериментом, стал экспериментатором. В нашем коллективе меня больше всего привлекало то, что, с одной стороны, я обладал некоторой творческой свободой, в то же время мне никогда не позволяли тратить время впустую и вступать на заведомо ложный путь. Думаю, это во многом определило успехи. С первого дня меня учили работать с установкой — не только головой, но и руками, «чувствовать» эксперимент. Особенно привлекает то, что новое знание в эксперименте идет от природы, ты не можешь заранее очертить рамки результата. Такой процесс вызывает азарт. При работе с теоретической моделью, на мой взгляд, в конечном счете получаются только следствия того, что ты в нее заложил, в эксперименте же может возникнуть совершенно неожиданный эффект, исследования которого иногда превосходят по значимости первоначальную задачу.

— Когда появились первые самостоятельные результаты?

— Первые статьи с моим участием опубликованы в 2010 году, когда я еще был студентом, но результаты, определившие тематику моей диссертации, появились непосредственно перед поступлением в аспирантуру. Они связаны с исследованиями оптических свойств эпитаксиальных полупроводниковых структур на основе узкозонных твердых растворов HgCdTe (ртуть-кадмий-теллур), которые выращиваются в новосибирском Институте физики полупроводников. Особенностью твердых растворов HgCdTe является возможность изменять ширину запрещенной зоны в широком диапазоне от 1,6 эВ до 0 путем варьирования молярной доли кадмия. В настоящее время этот материал стал лидирующим в производстве фотоприемников, работающих в среднем инфракрасном диапазоне, в частности в пределах атмосферного окна 8−15 мкм. Интересно было бы расширить спектральный диапазон работы приборов на основе данных материалов, однако до недавнего времени продвижение в более длинноволновый диапазон было затруднено в связи с рядом технологических трудностей. В последние годы в ИФП СО РАН достигнут значительный прогресс в технологии роста эпитаксиальных структур на основе HgCdTe, исследованием оптических свойств таких структур в дальнем инфракрасном и терагерцовом диапазоне мы и занимаемся. Приборы терагерцового диапазона сейчас востребованы во многих приложениях: от медицины и мониторинга окружающей среды до контроля багажа в аэропортах и противодействия терроризму. Работа была поддержана многими грантами. Большая часть нашей лаборатории сейчас занята изучением этого материала, и видны успехи как в фундаментальном аспекте, так и в прикладном.

— Уже можно назвать какие-то приборы?

— Пока мы в основном занимались фундаментальными исследованиями и оценками перспектив. Тем не менее за последние два года нам удалось показать, что вопреки имеющимся представлениям эпитаксиальные структуры на основе HgCdTe могут быть использованы и как материал для длинноволновых лазеров и можно получить стимулированное излучение на рекордной для этого материала длине волны 8,9 мкм. Мы надеемся улучшить этот результат и продвинуться в диапазон 20−60 мкм, где традиционные квантово-каскадные лазеры на основе арсенида галлия и фосфида индия работать не могут из-за сильного фононного поглощения. В этом случае приборы на основе ртуть-кадмий-теллур могут заполнить незанятую экологическую нишу в массиве полупроводниковых длинноволновых лазеров. Над созданием такого прибора мы сейчас и работаем. По этой тематике у нашей группы было несколько докладов на международной конференции в Черноголовке. Получил удовольствие от общения с коллегами на другом языке — конференция была англоязычная.

— Вы себя уже считаете причастным к мировой науке?

— Пожалуй, да. Особенно это почувствовалось как раз на последней конференции. Несмотря на то что она была японо-американороссийская, было много коллег из Европы, кстати, невзирая ни на какие санкции. Мы оживленно общались, задавали друг другу интересные вопросы. Со мной это, наверное, было впервые, хотя до этого я уже бывал на конференциях за рубежом и делал научные доклады. Тем не менее свое будущее я вижу только в России.

— Как складывается личная жизнь и чему отдаете досуг?

— Женат. Моя супруга Катя Гачева работает в ИПФ РАН и занимается лазерами, в июне защитила кандидатскую диссертацию. Мне повезло: можно сказать, что мое хобби совпадает с работой. В свободную минуту мне нравится совершенствовать свой английский, кроме того, стараюсь посещать тренажерный зал для поддержания формы. Моей второй страстью после науки всегда была музыка, я закончил семь лет музыкальной студии по классу фортепиано, потом учился игре на гитаре. Сейчас я «открываю» для себя авангардный джаз и фортепианную классику XX века, стараюсь посещать филармонию. Вдохновляет, когда удается помузицировать самостоятельно.

— Чему отдаете свободное время?

— Мне повезло, можно сказать, что мое хобби совпадает с работой. В свободную минуту мне нравится совершенствовать свой английский, кроме того, стараюсь посещать тренажерный зал для поддержания формы. Моей второй страстью после науки всегда была музыка, я закончил семь лет музыкальной студии по классу фортепиано, потом учился игре на гитаре. Сейчас я «открываю» для себя авангардный джаз и фортепианную классику 20 века, стараюсь посещать филармонию. Вдохновляет, когда удается помузицировать самостоятельно.

— Успехов вам!

Беседовала И. Тихонова