«Я считал, что организаторская работа важна для меня самого…»

Статья в Вестнике ННЦ РАН «Нижегородский потенциал», № 1 (9), 2013 г.

Наш сегодняшний собеседник в рубрике «Формула успеха» — зав. отделом технологии наноструктур и приборов, зам. директора по научной работе ИФМ РАН д. ф.-м.н. Владимир Иванович Шашкин.

— Владимир Иванович, традиционно наша беседа начинается с рассказа о себе: где вы родились, кто ваши родители, родственники?

— Родился в городе Выкса Горьковской области в 1959 году в семье инженера-металлурга и педагога. Моя мама с 18 лет всю жизнь проработала в школе - от учителя истории до директора. Они были почти ровесниками 20 века, так что повидать и испытать им пришлось немало. У родителей я был поздним ребенком (сестра старше меня на 20 лет), и поэтому часто о каких-либо исторических событиях, произошедших в нашем государстве в 20 веке, я узнавал не по книгам, а именно от родителей и более старших родственников. Родители вышли из больших и крепких крестьянских семей, живших на реке Оке. Одному моему дядюшке после выхода на пенсию удалось составить генеалогическое древо рода Шашкиных. Земли, где предки проживали, издревле были монастырскими: достаточно глухие, и, возможно, благодаря этому сохранились церковные архивы. Так вот, фамилия Шашкиных свое начало берет со времени взятия Измаила. Эту фамилию взял мой предок Яков, сабельных дел мастер в армии Суворова. При штурме Измаила (1790) он потерял ногу. Был награждён: получил участок земли в деревне Черниченка Меленковского уезда Владимирской губернии, где обосновался и позднее приобрел мельницу. С фамилией осталась некоторая неясность: одни семейные предания говорят, что Яков был кузнецом и хорошо делал шашки, а другие рассказывают, что это прозвище он получил за доблесть в управлении ими.

Родственников у меня было много, я очень любил, когда собирались вместе. Можно было бесконечно слушать рассказы старших о событиях, которые они пережили, о членах семьи, обо всем. Память моя хранит все события, произошедшие в семье, и особенно военных лет. Один из моих двоюродных братьев в 16 лет геройски погиб юнгой на Северном флоте, и его именем названа улица в Выксе. Дядя, живым вернувшийся с войны, всю жизнь носил осколок у сердца, а другой дядя, служивший в дальней авиации, летал бомбить Берлин, в 1942-м был сбит, взят в плен… Как-то я подсчитал, что только из двух наших родов с войны не вернулись 12 человек.

О судьбах моих родителей тоже можно написать отдельную книгу. Такое впечатление, что они прожили не одну, а несколько жизней. Например, отец по комсомольскому призыву участвовал в заготовке торфа в поселке Шатурторф и имел звание ударника первой пятилетки (1929−1933). Еще до начала войны он окончил Пермскую военную школу авиационных техников, стал техником-лейтенантом. Во время войны был одним из тех, кто перегонял с Аляски через Нарьян-Мар американские самолеты, поставляемые по ленд-лизу. Потом — 1-й Украинский фронт, вторая воздушная армия. В задачу его подразделения входило собирать с прифронтовой и нейтральной полосы наши сбитые самолеты и отправлять на ремонт. Для выполнения этой задачи подбирались самые отчаянные, потому что ползать за передовые позиции приходилось скрытно и ночью. Нужно было опередить немцев. Сначала обнаруживали самолет, потом цепляли его лебедкой и тащили, часто под огнем противника. Нередко бывало так, что в самолете спасали и раненого летчика. Войну окончил с боевым орденом и медалями. Уже в мирное время он получил образование инженера-конструктора и приехал на работу в Выксу. Это был человек разносторонних интересов и удивительного жизнелюбия и оптимизма. Его девиз: «Все выше, выше и выше!». Мамина история не менее интересна.

— Детство — очень важный этап в жизни человека, не зря мы так часто его вспоминаем. Расскажите, как вы росли, что на вас оказывало влияние.

— Конечно, семья и то место, где мы жили. Тогда Выкса была патриархальным и очень красивым городом с глубокой историей металлургических заводов, построенных братьями Баташовыми. Мы с детства знали, например, что решетка Александровского сада ковалась на этих заводах и коней Большого театра отливали здесь. А еще Сухово-Кобылин «Свадьбу Кречинского» писал для театра в Выксе. Своим городом металлургов мы гордились. Все было связано с заводами. Мой отец работал на одном из них, был изобретателем, имел много рацпредложений. В доме часто собирались его друзья, коллеги. Поэтому с детства меня окружали технически грамотные люди. Да и по соседству жили в основном инженерно-технические специалисты. Например, на первом этаже дома жил человек, который ремонтировал всему городу телевизоры (еще ламповые). Почти каждый сосед был чем-то примечателен, и с ними было легко общаться даже нам, детям.

А еще большое значение в моей жизни имел автомобиль, который был у нас в семье, и я с детства помогал отцу в гараже. Любовь к автомобилям осталась со мной на всю жизнь, и теперь уже для своей семьи я — «главный автомеханик». Но, справедливости ради, надо сказать, что эта моя техническая страсть существовала вместе с увлечением радиотехникой. Интерес к радиотехнике прививала нам учительница физики: в её кабинете было много всяких технических «чудес», выполненных нашими руками. И журналы «Радио» и «Сделай сам» были любимыми. В то время уже стали доступны кое-какие радиодетали, что-то можно было выписать через Посылторг. И чего только ни собиралось тогда: приемники, колонки, усилители, радиостанции, позже светомузыка и прочее, прочее. И что удивительно, некоторые вещи прослужили очень долго. Например, когда в 1973 году у нас в семье появились жигули-«единичка», то я сделал ей редкое по тем временам электронное зажигание, и оно прослужило до середины 90-х.

Долго могу рассказывать и о школьных учителях. Это было поколение не просто увлеченных педагогов, но и людей, прошедших большую школу жизни, многие из них были опалены войной. Например, учительница русского языка с годовалым ребенком на руках только чудом избежала расстрела во время немецкой оккупации в Белоруссии. Учитель биологии три года войны был в батальонной разведке. Но, главное, наши учителя любили свое дело. То время было счастливое. Школу я окончил в 1975 году с золотой медалью, причем в начальной школе перешагнул через третий класс.

— А что все-таки повлияло на выбор профессии?

— Наверное, я бы занялся автомобилями, если бы не решил тогда, что в этой области все уже сделано. К выводу такому пришел, начитавшись разной технической литературы. А вот микроэлектронику, считал я тогда, ждет прогресс! Поэтому еще дополнительно три года занимался в заочных школах для школьников при МФТИ и МГУ. Такая форма обучения существовала при всех крупных вузах, но в Москву не поехал, а поступил на радиофизический факультет нашего университета им. Н. И. Лобачевского.

— Чем хороша была ваша студенческая жизнь?

— В университете был хороший туристический клуб. Там я получил навыки не только правильно и уверенно ходить на байдарках по рекам разной сложности, но и приобрёл опыт руководителя походов. водный туризм, сплав по горным рекам стали главным увлечением. Сплавлялись мы по рекам Алтая, Саян, Кавказа, Западной Украины. дошел до рек 5-й категории сложности. Самым замечательным, конечно, стало то, что на первом курсе на лекции по библиографии я встретил свою будущую жену, студентку ВМК, которая не сразу, но тоже пристрастилась к походам. Это было особое время с ощущением полного счастья, и ждали его целый год. Разве забудешь… Просыпаешься утром где-нибудь в Саянах раньше всех, потому что ты дежурный и надо варить завтрак, видишь перед собой горы, туман над рекой, а в реке плещется рыба. Но в той жизни была не только романтика. У меня сохранились дневники походов, из которых видно, что небольшая ошибка или расслабленность команды могли привести к ситуации выживания. Это достаточно жесткий вид спорта.

На старших курсах увлекся единоборствами. В городе эти занятия были не очень доступны, но, поскольку мы содействовали милиции по обеспечению безопасности на железнодорожном транспорте и наш комсомольский отряд курировала Школа милиции, нам разрешалось до пяти раз в неделю по три часа заниматься в спортзале Школы на Анкудиновском шоссе. Руководил нами квалифицированный тренер, который давал нам уроки единоборств в стиле Вадо-рю (с японского — «Путь гармонии»). Было интересно!

В походе на байдарках по Куре

— Ваша такая активность не отвлекала от учебы?

— Скорее, переключала и разнообразила жизнь. А университет я окончил с красным дипломом. Уже на четвертом курсе знал, что буду работать в Институте прикладной физики АН СССР, поэтому расслабляться было нельзя.

— А полупроводниковая тематика, как она пришла?

— Опять методом выбора. Перед выходом на диплом я рассудил так: в вакуумной электронике больших мощностейужетрудится много народу, и там почти все сделано. А заниматься надо полупроводниковой электроникой, мне казалось, что это было самое перспективное направление: в воздухе витали разные идеи, требовавшие воплощения. Выполнять дипломную работу я пошел к А. М. Белянцеву, в его же отдел в ИПФАН пришел работать по окончании университета в 1980 году.

Приоритетом отдела, которым руководили А. М. Белянцев и А. А. Андронов, было создание новых источников электромагнитного излучения на основе полупроводников в миллиметровом и субмиллиметровом диапазонах длин волн. К решению этой задачи было несколько подходов. Меня включили в направление по изучению полупроводниковых квантовых сверхрешеток. По этой тематике в нашем городе была сильная научная школа. Своими проводниками в эти задачи и это сообщество исследователей я считаю Ю. А. Романова (тогда директор ГИФТИ) и А. А. Игнатова. Работа оказалась невероятно интересной, помимо теоретической группы к ней подключились экспериментаторы и технологи. Результатом моего участия в этом проекте стала защита кандидатской диссертации.

Параллельно с научной работой началась активная общественная работа.

— В чем это выражалось?

— Несколько лет был секретарем комсомольской организации ИПФАНа, входил в институтский и областной Совет молодых ученых. Мы организовывали не только досуг, но и устраивали встречи с большими учеными института, проводили неформальные диспуты. В ИПФАНе молодым ученым всегда уделялось большое внимание, и сам Совет молодых ученых был очень сильным: мы читали статьи, обменивались информацией, обсуждали какие-то новые научные события. Однажды даже инициировали совместное заседание молодых ученых с «большим» ученым советом, где молодым была предоставлена возможность высказать, что, по их мнению, следует развивать. К тому времени в нашем отделе были получены хорошие экспериментальные результаты в совместных исследованиях с Физико-техническим институтом им. А. Ф. Иоффе АН. Было ясно, что для развития успеха нужна собственная полупроводниковая эпитаксиальная технология, о чём я тоже сказал на совместном совете. Предложение нашло живой отклик, чувствовалось, что вопрос назрел. Вскоре была открыта высокотемпературная сверхпроводимость, а в отделе С. В. Гапонова были стремительно воспроизведены эти результаты. Видимо, это сыграло главную роль в решении создать Специальное конструкторско-технологическое бюро (СКТБ) в ИПФ и построить здание на новой площадке. С этого началось становление эпитаксии полупроводников в нашем институте.

— Видимо, в это время для вас началась и административная работа?

— После защиты диссертации я проработал в должности научного сотрудника меньше месяца. В июне 1988 года был издан приказ о создании отдела технологии полупроводников и сверхпроводников (С-30), и мне поручили исполнять этот приказ в должности заведующего отделом. Создание отдела оказалось делом совсем не простым, потому что только двое отважных из ИПФАНа — С. А. Павлов и М. Н. Дроздов — перешли в этот технологический отдел, а остальных нужно было искать на стороне. А ещё не было никакого оборудования и опыта. Но уже в 1989—1990 годах мы сделали первую НИР на своих эпитаксиальных структурах.

Благодаря стремительному развитию СКТБ возникло полноценное отделение физики твёрдого тела в ИПФ А. Н. Это произошло благодаря энергетике директора отделения С. В. Гапонова и команды молодых решительных и деятельных замов — А. И. Кузьмичева и А. А. Гудкова. Например, А. А. Гудков с коллегами, наверное, первыми в стране освоили выпуск сканирующих туннельных микроскопов и успешно производили их в начале 90-х наравне с широко известной сейчас зеленоградской фирмой NT-MDT. К команде замов я присоединился в начале 1992 года, желая поспособствовать осуществлению главного нашего предназначения — изучению физики твердого тела на должном уровне и с использованием современного оборудования.

— Вашу карьеру можно назвать стремительной. Как же удается совмещать исследовательскую и организаторскую работы?

— Совмещать действительно совсем непросто. Отцы-основатели нижегородской радиофизической научной школы — А. А. Андронов (ст.), Г. С. Горелик, М. Т. Грехова, А. В. Гапонов-Грехов — в своё время не обратили внимания на физику твердого тела, и она как дикий побег выросла почти на ровном месте. При этом нужно было догонять передовые лаборатории и институты. Самым сложным было (и остается) обеспечение научно-технологического процесса современным оборудованием. В то время за деньги оборудование купить было нельзя; его распределяли по различным фондам, которые нужно было «пробивать» или «выбивать» (тогда в ходу были эти термины), что отнимало массу времени и сил. А потом стало нужным добывать деньги, что тоже непросто. В моей биографии есть год, когда у меня не было ни одной публикации, это был год создания нашего института. Я считал, что организаторская работа важна для меня самого, и никто ее за меня не сделает. С. В. Гапонов как-то заметил, что если не можешь решить проблему на той должности, которую занимаешь в данный момент, поднимайся выше. Так я стал заместителем директора по науке ИФМ РАН при его создании, затем директором Центра коллективного пользования (ЦКП) «Физика и технология микро- и наноструктур». И до сих пор стараюсь укреплять измерительную и технологическую базу, но уже всего института.

— Чем руководствуетесь, когда ставите себе научные задачи?

— С юности запомнил: «Ввиду краткости жизни мы не можем позволить себе роскошь тратить время на задачи, которые не ведут к новым результатам» (Л. Д. Ландау). Стараюсь следовать этому правилу при постановке задач в нашем отделе наноструктур и приборов в ИФМ РАН. Именно масштабность, на мой взгляд, важна при оценке прикладных и фундаментальных исследований. Наша прикладная задача — разработка и создание нового твердотельного прибора микроэлектроники и изучение сопутствующих физических эффектов при его изготовлении или функционировании. Конкретные занятия в отделе начинаются с эпитаксии нано- и гетероструктур, сопровождаются их диагностикой, продолжаются технологиями микроэлектроники и должны реализовываться в приборах и датчиках, что получается не сразу, а после многократного повторения цикла исследований. Так всё и крутится…

А для формулировки настоящей фундаментальной задачи должна быть смелость большого любопытства, как в известной легенде, которая слишком хороша, чтобы ею пренебречь в качестве иллюстрации. Якобы на одной встрече Нила Армстронга спросили, почему же они на самом деле полетели на Луну? Армстронг будто бы принялся заученно рассказывать об огромном научном значении полета «Аполлона-11», потом помолчал и сказал: «Вы знаете, в конечном счете причина одна. Луна была там, а мы — здесь».

— Расскажите подробнее об одной из ваших разработок?

— Несколько лет мы занимаемся разработкой чувствительных элементов для приемников излучения миллиметрового и субмиллиметрового диапазонов длин волн. Частоты этого диапазона соответствуют терагерцам (1 ТГц = 10¹² Гц). Созданы оригинальные планарные детекторы на основе термополевых туннельных диодов, обеспечивающие высокую чувствительность приема в этом диапазоне. Поскольку планарные детекторы относительно просты, на их основе изготовлены многоэлементные приёмные матрицы, позволяющие регистрировать картины интенсивности ТГц-излучения. При использовании объектива и матрицы появляется возможность реализации системы радиовидения на терагерцовых частотах в реальном масштабе времени. Отличие в свойствах материалов по пропусканию и отражению излучения терагерцового и видимого диапазонов позволяет получать дополнительную информацию о наблюдаемой сцене. Многие бытовые материалы прозрачны для ТГц-излучения, значит принципиально возможно видение сквозь предметы. Это нужно для контроля, дефектоскопии, досмотра, противодействия террору, для решения многих других задач. Уже есть несколько работающих прототипов приборов и есть надежда, что получатся следующие более технологичные и универсальные.

— Интеграция в мировую науку обернулась какими-либо уроками для нас?

— Есть такая шутка о трех стадиях, которые проходит каждое научное исследование. Американцы сначала получают патент на изобретение, затем выясняется, что его основные идеи лет двадцать назад опубликовали русские, а через пару недель приходит сообщение о начале выпуска японцами соответствующей новой продукции. Нам удивительным образом не удаётся воспользоваться собственными научными результатами. Практическая ценность работы должна иметь больший приоритет. Ведь приятно решать одну за другой задачки и публиковать статьи, не преследуя определенных далеко идущих целей. Многим так проще жить, но с этим, на мой взгляд, связан основной упрек нашей академической науке. Нужно выше ценить практическую значимость научных исследований.

— На ваш взгляд, какова роль менеджера в современной науке?

— При теперешнем грантовом способе поддержки науки естественным образом возникает мелкотемье, когда каждый начинает «петь о своем». Противостоять этому должны менеджеры, имеющие научный авторитет и занимающие, видимо, административные должности. Следует заметить, что коллективная научная деятельность характерна для нашей науки, благодаря этому возникли и сохраняются научные школы, ценность которых всегда отмечает А. В. Гапонов-Грехов, и с этим следует согласиться. Потому что «надгрантовый» менеджмент обеспечивает более высокую конкурентную способность научного коллектива в борьбе за крупные проекты и госконтракты. Примером может служить наш ЦКП, созданный при ИФМ РАН около 10 лет назад. Возникновение такой структуры помогло нам выиграть несколько крупных лотов министерства образования и науки РФ и заметно модернизировать нашу материально-техническую базу. Мы получили высокотехнологичное и уникальное оборудование, что выводит исследования на принципиально другой уровень, что также требует соответствующего менеджмента.

— А как вы относитесь к тому, что принято решение о подготовке менеджеров науки в высшей школе?

— Менеджера, который мог бы эффективно работать в промышленной отрасли или банковской сфере, можно подготовить в вузе или академии бизнеса. Министром обороны может быть и гражданский человек. Но менеджером в науке должен быть именно человек науки. Он должен понимать уровень достигнутых результатов, уметь формулировать новые цели и мотивировать научный коллектив. Если опираться только на внешние, индикативные показатели (количество статей и диссертаций, цитируемость, разные индексы и др.), управление научной деятельностью вряд ли будет эффективным.

— На ваш взгляд, какими качествами должен обладать такой специалист?

— Я разделяю мнение тех, кто считает, что управлять наукой должен всеми признаваемый научный авторитет с замашками диктатора. Этот человек должен проявлять жесткость в запрещении размывания задачи и дробления ее на отдельные кусочки и маловажные ответвления. И потом, есть ещё и другие обязанности: забота о своих сотрудниках, создание деловой атмосферы, диверсификация доходов, разумное инвестирование в будущее коллектива. в конце концов надо уметь соломку подстелить, чтобы смягчить те или иные жизненные удары.

— Остается ли у вас свободное время, чем заполняете досуг?

— Времени для досуга остается мало, и конечно, трачу его уже не на байдарки и единоборства, а на дом в деревне в Борском районе, который в значительной степени я построил своими руками: от подвала до конька и от водоснабжения до электропроводки. Осенью закончил отделку лестницы на второй этаж — это уже тонкие вещи, не плотницкие, а столярные. У меня много разных инструментов, и я люблю строить. Это состояние души. После дома начну строить что-нибудь еще. А есть еще река, лес, грибы. Другую мою страсть — автомобили — тоже не оставляю. Зимой — лыжи, и надо бы почаще в спортзал и бассейн.

— Чем занимаются ваши дети?

— Дочь параллельно окончила ВМК и экономическое отделение Мехмата ННГУ, специалист по IT-технологиям, в настоящее время живет в Москве. Сын тоже окончил ВМК, получает второе высшее образование в Высшей школе экономики и занимается менеджментом в рекламной компании. Ему нравится снимать там кино, и у него вроде получается.

— У вас есть девиз?

— Есть хорошая болгарская пословица: «Вълкът му е дебел врата, защото си въерши работата сам». То есть: у волка потому такая крепкая шея, что он много работает сам. Это похоже на мой девиз по жизни.

— Спасибо за интересную беседу!

Беседовала И. Тихонова

Памяти товарища

Владимир Иванович Шашкин.

21 апреля 1959 — 26 марта 2020

Примерно половину несправедливо короткого Володиного срока жизни мы работали вместе и дружили. В конце 1985 года я после 13 лет безуспешной карьеры в университетском институте химии поступил в ИПФАН, имея в послужном списке недоделанную диссертацию по масс-спектрометрии и некоторый опыт администрирования в масштабах лаборатории. Кроме старания да полузабытых знаний из физики ничего я не имел, всё пришлось начинать заново, добывать авторитет. Как и многие коллеги, Володя отнёсся ко мне поначалу настороженно. Но вскоре, после осуществления некоторых совместных проектов (запомнилась теплоходная полупроводниковая конференция), между нами сложились приятельские отношения. Крупный, приятный лицом, физически сильный, Владимир Иванович располагал к себе уже при первом знакомстве. Строительство нового института совпало с крушением страны, и нам, молодым и неопытным руководителям, приходилось действовать, полагаясь больше на здравый смысл, чем на нормы и правила, которые менялись у нас на глазах. Особенно важно поэтому было доверие, взаимопонимание на интуитивном уровне, почти сразу возникшее между нами, должно быть, по душевному родству. Разница в возрасте у нас была почти 10 лет, но я не чувствовал себя старше, напротив, часто обращался к Володе за советом и поддержкой, угадывая в нем опыт общественной работы, которого не было у меня. Не помню случая, чтобы он не выполнил обещанного, не подставил плеча, если было необходимо, отказался помочь, если был в силах. Это во всём — и в служебных делах, и в бытовых ситуациях.

Многолетняя совместная работа в дирекции Института не разрушила дружеских отношений, напротив, приятельство укрепилось семейным общением, знакомством с его близкими друзьями.

Достиг ли Владимир Иванович Шашкин того, к чему стремился? Мне трудно судить, научную сторону его жизни оценить не могу; учёные степени, публикации, выступления, безусловно, говорят о признании. Мне больше знакома житейская сторона. Одно удовольствие было следить за его стараниями в обустройстве пространства вокруг себя — квартира, гараж, ближний сад, деревенский дом — всё своими руками, с любовью, с инженерной смекалкой. Основательно и надолго. Возможно, эти занятия убавляли время на науку, но я уверен, без рукоделия он существовать не мог.

Светлый был человек, сильный. Многое на нём держалось в Институте, с его внезапным уходом разрушился привычный, надёжный мир его семьи. Жаль безмерно. Будем же помнить о нём, и пока помним, он будет с нами.

А.И. Кузьмичёв,

в 1993 — 2013 гг. зам. директора ИФМ РАН по общим вопросам.

24 апреля 2020

Книга, посвященная памяти

Владимира Ивановича Шашкина

Скачать >>>